Музыка в миру и музыка в церкви.

С. Шубина

 

Мир Божий - мир звучащий. "Звучит" природа, "звучит" человек, издает таинственные звуки космос... И голоса мира разнообразны настолько же, насколько разнообразен сам этот мир - неисчерпаемо. Современный же мир в этой звуковой многоликости близок, наверно, к некоему мыслимому пределу...

Отвлеченные, на первый взгляд, рассуждения. Но только на первый взгляд. Мы в этом мире живем, а значит, и участвуем в его звуковой симфонии, в том числе и "музыкально". Понятно, что не каждый из нас способен покорить человечество необычайным голосом или незабываемой игрой на каком-либо музыкальном инструменте. Но вот воздействия музыки в современном мире избежать не может практически никто. Никакое из искусств, включая и самые массовые на сегодняшний день - кино, ТВ (в той его части, которую можно считать искусством), несоизмеримо с музыкой по масштабам распространения, а значит, и по масштабам "потребления". Театр, кино, любая художественная (да и не только художественная) программа на телевидении обязательно включает в себя музыку. Радиоэфир заполнен музыкой не менее чем на 90%. Магнитофоны, которые есть в каждом доме, чаще всего заполнены музыкой, а не, скажем, поэзией. Сеть музыкального образования несравнимо мощнее сети учреждений, обучающих живописи, хореографии, актерскому мастерству и т. д. Как минимум сносно петь умеет каждый, чего не скажешь о способности рисовать или слагать стихи. Можно утверждать, что, продвигаясь вперед по пути цивилизации, человечество в области искусства увеличивает прежде всего количество музыки.

Но это, так сказать, "количественный" фактор: много музыки...

А качественный? Какая музыка звучит вокруг, воздействуя на нас самым активным образом - и физически, и эмоционально?

Самая пестрая. Народная, джазовая, духовная, классическая, эстрадная... При этом самой распространенной в наши дни является музыка так называемых легких, т. е. развлекательных жанров, а среди них решительно преобладает музыкальная рок-продукция, неумеренное увлечение которой подобно, как известно, воздействию алкоголя и наркотиков и ведет к деградации личности. Между тем музыкальная классика с ее сонатами, симфониями, операми и мессами, область высоких чувств и глубоких размышлений, определенно удалилась на периферию музыкальных привязанностей современного общества. Интерес же к православной духовной музыке, затеплившийся в последние годы в мирской среде, в целом имеет пока характер проявления снисходительного эстетического плюрализма.

Как разобраться в этой пестроте звучащего мира, как сориентироваться в ней православному христианину? Какая музыка помогает в деле спасения, а какая уводит в сторону или в противоположном направлении от этого главного назначения человеческой жизни? В чем смысл и значение православного богослужебного пения, и на каких основаниях сложился его неповторимый облик, так резко отличающий православное богослужение от церковных служб не только в иных мировых религиях, но и у христиан-католиков и протестантов?

И, наконец, еще один вопрос: можно ли, желая разобраться в этих вопросах, обратиться за помощью к Священному Писанию?

Можно и должно! О пении и музыке там содержатся вполне определенные сведения, способные помочь и в понимании, и в оценке (как нравственной, так и эстетической)того, что звучит вокруг нас в миру, и того, что звучит за богослужением в храме.

По учению святых отцов, пение существовало еще до сотворения мира видимого и является одним из неотъемлемых свойств бесплотных сил - Ангелов. " Славословие к Богу - есть дело Ангелов", - говорит св. Симеон Новый БОГОСЛОВ (Беседы на Шестоднев, беседа 1). Причина ангельского пения - созерцание славы Божией и желание непрестанного восхваления Творца. Ангелы - "вторые светы", в них нет эгоизма, и поэтому они не поглощают исходящий от Творца Свет, т. е. благодать Божию, но, отражая, изливают ее вовне на всю тварь именно в виде ангельского пения. Человек, по причине поврежденности своей природы грехом, слышать это пение не способен. Но многие святые его слышали, о чем есть сведения в трудах Дионисия Ареопагита, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Григория Великого, Иоанна Дамаскина и др.

Земная же музыка имеет совсем другие истоки и иную причину. В Библии это начало и причина указаны точно. Каин, убив Авеля, "пошел от лица Господня" (Быт., 4, 16) и основал город, прообраз будущей цивилизации, главная цель которой - обеспечить максимальные удобства и жизненные наслаждения без Бога, своими силами. Деятельность по активному, деловитому обустройству на земле требовала приложения различных орудий и инструментов. Библия сообщает и о трех сыновьях Ламеха (потомка Каина), один из которых был пастухом, другой "ковачем всех орудий из меди и железа", а третий, Иувал, "был отец всех играющих ни гуслях и свирелях".

Таким образом, первоначальная земная музыка была инструментальной, а сам музыкальный инструмент появился как орудие приспособления человеком своего падшего естества к земным, вне утраченного Рая, условиям существования. Музыкальный инструмент оказывается здесь в одном ряду с топором, ножом, плугом и т. п.

Встает вопрос: какой могла быть музыка падшего человека, изгнанного из Рая Творцом? Очутившись в мире, извращенном его преступлением, человек стал испытывать не только телесный голод, но в большей степени голод духовный - от утраты Богообщения, от тоски по райскому блаженству. Извлекаемые из инструмента звуки оказались способными приводить душу в приятное, возвышенное состояние, как-то напоминающее утраченную полноту бытия.

Что изменилось здесь во времена нам более близкие?

По сути ничего. Душа человеческая все так же, и во все времена безотчетно и страстно жаждет музыки, ибо смутно помнит звуки Рая и рвется в высь духовную, но, не имея сил, довольствуется искусственным и быстро преходящим эмоциональным подъемом и страстными представлениями. Музыка на протяжении всей истории человечества была обязательной составной частью нехитрого набора жизненных удовольствий - "праздника жизни", странным образом называемого отдыхом: пиров и пирушек, пышных приемов и семейных застолий, карнавалов и дискотек, разнообразных шоу и фестивалей, потребляясь на равных правах с пищей телесной и питием веселящим...

Младший же сын Адама Сиф, испрошенный у Бога Евой взамен убиенного Авеля, положил начало иной позиции, иной реакции человеческого сознания на собственное грехопадение и изгнание из Рая - призывание Имени Господа. Это была попытка личного примирения с Богом и покаяния в надежде на прощение. Призывание Имени Господа, "умный вопль внутри", то есть молитва, началась при Еносе, сыне Сифа. Понятно, что эта молитвенная мелодия покаянного сердца, обращенного к Богу, никак не могла быть связана с игрой на каком-либо инструменте. Однако, по-видимому, по прошествии некоторого времени молитва была утрачена, поскольку в Библии ничего более не говорится о молитвенных обращениях к Богу вплоть до Моисея. О допотопном же человечестве в Писании сказано как о человечестве полностью развратившемся, а допотопные люди были таковы, что "все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время" (Быт. 6: 5). Отсюда становится понятным, что потомки Сифа не смогли удержать молитву и смешались с каинитами. Можно предположить, что в деле духовного растления рода человеческого инструментальная музыка с ее экстатическим, опьяняющим, эмоционально-разрушительным воздействием сыграла не последнюю роль.

Две линии, наметившиеся еще в те далекие времена: богослужебное пение, вырастающее из сердечной устремленности к Богу, и "музыки" как мирского телесно-инструментального "заменителя" райской духовной пищи - получили свое продолжение в дальнейшем. Богослужебное пение, которое есть результат соединения двух воль - Божественной и человеческой, зазвучало на земле только тогда, когда избранный народ смог воспринять Закон. А это произошло только после успешного перехода через Чермное море, когда евреям были даны 10 заповедей, Ковчег Завета и начались богослужения в скинии. Логика здесь такая: исполняя Закон и подчиняясь Божественному порядку, человек уподобляется ангелам и, значит, становится способным воспевать песнь Богу. Но поскольку Моисеев Закон только прообраз истинного Закона, то и ветхозаветное богослужебное пение - только подготовка новозаветного пения. Поэтому в ветхозаветные времена музыка, употреблявшаяся в языческих культах, приспосабливалась к служению Истинному Богу. По объяснению св. отцов, это было допущено Богом из снисхождения к духовной немощи ветхозаветного человека. Те места в Библии, на которые всегда ссылаются протестанты, оправдывая свое использование в богослужениях музыкальных инструментов, как раз и отражают огромную сложность внедрения идеи Единого Бога в сознание непрощенного (ветхозаветного) человечества и, в частности, в сознание избранного народа, много раз впадавшего в язычество, а потом не узнавшего и распявшего своего Бога. Это и описание игры Давида на псалтири оне, и известные строки из его псалмов: "Поите Господеви в гуслех, в гуслех и гласе псаломсте. В трубах кованых и гласом трубы рожаны вострубпте пред Царем Господем" (Пс 97), "Хвалите Его во гласе трубнем, хвалите Его во псалтири и гуслех. Хвалите Его в тимпане и лице, xвалите Его во струнах и органе" (Пс. 150) и др. Это и упоминание о том, что Елисей пророчествовал под звучание гуслей, а пророки, встретившиеся Саулу после помазания Самуила, приводили себя в экстатическое состояние игрой на псалтири, тимпанах, свирелях и гуслях.

Но в Ветхом Завете есть и другой эпизод: три отрока, ввергнутые в огненную печь, остались невредимы потому, что воспели молитву к Богу. А вокруг них гремели трубы, цитры, гусли и т. п., призывающие к поклонению золотому истукану. В молитвенном пении отроков нельзя не усмотреть прообраза новозаветного пения-той "песни новой", которая ярилась результатом обновления человеческой природы Христовой Жертвой. Суть же этой новизны заключается в том, что земной, перстный человек обретает невероятные ранее возможности обожения и может запеть как ангел! И стараться сегодня петь, обращаясь к Богу, так, как в ветхозаветные времена, возбуждая себя инструментом, значит делать вид, что Христа не было на земле, либо Он, хотя и был, то ничего существенного для человека не сделал. А это - прямое искажение Священного Писания.

Итак, основные свойства новозаветного богослужебного пения совершенно естественно вытекают из тех безграничных возможностей духовного развития человека, которая дарована ему искупительной Жертвой Христа. Церковное пение в этом полностью подобно православной иконе, которая так же, как и пение, есть и путь, и средство спасения: "И созда яко икону, песнь" (из богослужебного текста). И молитвенное пение, и икона заключают в себе опыт святости, выраженный в одном случае в звуках, в другом - в красках. Самая мелодика православного пения была найдена в атмосфере монашеского делания многих и многих святых подвижников первых веков христианства. Источником звука здесь служит облагодатствованное существо человека - его мистическое сердце. Когда Христос восстановил человека в его исконном достоинстве, в его первозданной самодостаточности, отпала всякая необходимость в использовании в богослужении каких-либо инструментов. В молитвенном предстоянии перед Богом человек сам является "инструментом": "...человек должен стать неким инструментом Духа Святого, и тогда вся его жизнь будет гимном Богу, а пение явится отражением бестелесного созерцания и богословствования, рожденного из сокровенного сердечного делания" (Св. Василий Великий).

Запечатленный в этих мелодиях опыт святых, достигших спасения, помогает нам, немощным, соделывать чистоту своей души. Именно в этом - сокрушительная новизна православного церковного пения, как западного, григорианского (названного так по имени св. Григория Двоеслова, VI в.), так и византийского (св. И. Дамаскин, VIII в.), бережно перенесенного при Крещении Руси в XI в. на русскую национальную почву (знаменное пение). Будучи продолжением аскетического жития во Христе, знаменное церковное пение содержит все основные качества православной духовности: смирение и послушание - в спокойном, сдержанном и ровном течении мелодии, отражающем сердечное согласие своей воли с Божиим нравственным законом; соборность - в хоровом унисоне, сливающем в согласном общем звучании индивидуальность всех поющих голосов ("единым сердцем, едиными усты"); бесстрастие в величественной плавности мелодической линии, в которой нет резких изгибов и будоражащих ритмов; ведь бесстрастие - отнюдь не серость и бесцветность, а вершина духовного совершенства, "огненная добродетель". Вот почему поющееся устремленным к Богу сердцем православное песнопение лучится светом, теплом, благоговением и Любовью, приближая душу к Богу, и уподобляет ее чинам ангельским.

Не поднимая сейчас сложной проблемы существования знаменного пения в современной православном богослужении, которое постепенно, медленно возвращается в наши православные храмы, отметим лишь, что надежда на его полное восстановление есть. И осуществление этой надежды зависит от того, сможет ли православная Церковь, т. е. все мы, считающие себя членами Тела Христова, создать в себе "сердце чисто". Ибо духовно правильное пение порождается только правильной - во Христе - жизнью. А постепенный отход в богослужении от чистого (григорианского и знаменного) пения был следствием обмирщения Церкви, стремительного на Западе, приведшего уже в XI в. к появлению католической, а в XVI в, - протестантской ересей и, как следствие, к радикальному изменению всего строя западной церковной музыки под влиянием оперы, симфонии, позднее джаза, эстрады, рока и т. п.; и более, быть может, медленного, но столь же губительного для Церкви в России.

Отход от знаменного пения в православном богослужении - вплоть до полной его утраты и замены к XIX в. западно-славянским партесным гармоническим пением - отразил западную идеологическую экспансию в русскую культуру, идущую от эпохи петровских реформ и приведшую, в результате к созданию первого и единственного в мире атеистического государства - советского. Здоровое начало русского православия, которое не смогли убить никакие гонения, и Промысел Божий не позволили полностью растворить в пышном партесном многоголосии дух аскетического монашеского пения. Он продолжал жить в русских православных монастырях, лаврах и пустынях; он угадывается, он присутствует и в лучших образцах партесных обработок знаменитых напевов "Со святыми упокой", "Херувимская", "Тело Христово", "Свете тихий" и т. п. Но будем помнить: сердечное слышание все же именно знаменного пения во всей его полноте - еще не решенная духовная проблема всей современной Православной Церкви и каждого из Ее членов в отдельности, в чем-то подобная проблеме понимания церковно-славянского языка.

Что же касается мирской музыки даже в ее наиболее высоких образцах, например, музыкальной классики (Моцарт, Бетховен, Чайковский, Шостакович и др.), которая ставит серьезные проблемы человеческого бытия, то следует четко определить: эта музыка, созданная нецерковным мирским сознанием, к спасению привести не может. Классика способна лишь, в лучших своих образцах, подтолкнуть - на эмоционально-логическом уровне - к осознанию необходимости изменить свою жизнь, ибо в ней - в классике - есть крупицы Истины, как есть они в любом человеке - создании Божием. Но отвернувшийся еще в эпоху Возрождения от Бога в сторону своего "Я" человек сразу же утратил способность духовного видения полноты Истины. И за истину стал принимать отдельные ее элементы: то красоту природы, то борьбу за счастье, то интеллект и разум, то абстрактную любовь к человечеству, или конкретную "земную" к отдельному человеку (романская культура XIX - XX вв.). Эти крупицы духовности и влекут к себе страдающую от трагического тупика неверия человеческую душу. Вот парадокс: ведь смысл жизни не сокрыт Ботом от человека, он изложен в Священном Писании. И Православная Церковь не ищет смысла жизни, а помогает человеку жить в соответствии с этим смыслом. Главная же проблема классического искусства как раз и есть поиски этого смысла жизни. Поистине: "есть у них глаза, но не видят, есть у них уши, но не слышат... " (Пс. 134,'16, 17).

Если же попытаться, в заключение, оценить современную развлекательную музыкальную стихию, то напрашивающееся сравнение ее с ветхозаветной языческой музыкой будет "не в нашу пользу".

Действительно, в современной культуре не только "тяжелый" рок, но и более "спокойные" джаз, эстрада и умеренные разновидности рока превратились в явление с характерными признаками языческого культа. Эта музыка заполняет у своих приверженцев, как правило, весь духовный мир, требует поклонения, служения, нередко полностью деформирует нравственный облик и судьбу своих "фанатов", в пределе же многих из них приводит к психическим заболеваниям и, к сожалению, не так уж редко, к самоубийствам.

Но страшнее другое. Явное возвращение развлекательной музыки к своим языческим основаниям после исполнения Христовой Миссии есть "языческий выбор" человечества. И выбор этот осуществляется на основе сознательного отступничества. Если до Рождества Христова музыкальная стихия могла как-то подводить к познанию "неведомого Бога", то после пришествия Христа она может только уводить от него.

Куда?

В сторону, противоположную от спасения...

 

(В статье использованы материалы из книги В. Мартынова «История богослужебного пения», М., 1993)